Справжній націоналізм - сторожовий пес національних інтересів

Націоналізм — світоглядний принцип, найбільшою мірою притаманний передовим представникам народу, що виборює своє право на розбудову власної держави, тобто прагне перетворитись на націю.

Етнічний довідник

Усі пам’ятають ксенофобську промову на горі Яворина — ту саму, в якій лідер «Свободи» Тягнибок розповідав про боротьбу з «жидвою та іншою нечистю»... Він від тих закликів, до речі, і зараз не відхрещується. Мовляв, «жодного образливого слова в них не було». Це ще раз доводить, які невігласи пнуться до влади. Наведу слова поетеси – совісті нації Ліни Костенко в своєму публіцистичному творі «Гуманітарна аура нації», де вона ще задовго до цього презирливо зазначила: «Якісь архаїчні щелепи можуть пережовувати у пресі нестерпне для слуху слово «жид». Тягнибок не розуміє, що без поваги до інших народів - не буде шани до нашого.
 


Віддаю належне владі комуністів. Вони таки виховали іншу людину, відмінну від homo sapiens. Цей homo soveticus навіть зрозумілі слова, терміни і поняття вживає у незвичному, а іноді й протилежному значенні.

Поняття, яке радянська людина називає націоналізмом перекручене до невпізнанності («Провинция» №42 від 17.10.2007р. «Вы все попутали!» Справжній націоналізм не має нічого спільного з тим, що вклали комунідеологи в мізки створеної ними людини.

Справжній націоналізм і національна ідея між собою нерозривні. Не стану винаходити велосипеда і надавати власне розуміння цих понять. Звернусь до авторитетної думки вчених, світосприйняття яких я поділяю.

Надам слово, Леонідові Шульману, (1937-2007) доктору фізико-математичних наук, астрофізику і публіцисту:

«Я віддаю належне праці антиукраїнських сил. Псевдонаціоналіст Тягнибок досить кваліфіковано виконує свою функцію. В Західній Україні чимало людей спіймалося на цей гачок і вважає Тягнибока справжнім націоналістом. Чим відрізняється справжній націоналіст від псевдонаціоналіста? Справжній націоналіст прагне створення і розвитку Української держави. Він дбає про міжнародний авторитет і позитивний імідж своєї країни. Псевдонаціоналіст виконує іншу функцію. Його мета – налякати обивателя екстремістськими антилюдяними заявами, спаплюжити ідеї націоналізму в очах населення і відштовхнути виборця від націонал-демократичного табору. Куди перейде виборець, наляканий псевдонаціоналістами? Звісно, до ворогів України, до проросійського табору, до Регіонів, комуністів чи вітренківців.

Згадаймо, що Тягнибок починав із нацистської риторики і символіки. Партія «Свобода» спочатку називалася майже як гітлерівська: соціал-націоналістична. Символом партії був гібрид тризуба і свастики. Далі під тиском Віктора Ющенка Тягнибок змінив і те, й те.

Ще в програмі УПА зазначалося, що УПА бореться за «рівність усіх громадян України, незалежно від їх національності, в державних і громадських правах і обов'язках, за рівне право на працю, заробіток і відпочинок».

Викладену вище політичну позицію українського національно-визвольного руху щодо національних меншин можна підсумувати словами С.Бандери: «Наше ставлення побратимське до тих, хто разом з нами бореться за Українську Самостійну Соборну Державу, толерантне до тих, хто позитивно ставиться до наших змагань за власну державу, вороже – до тих, хто протидіє процесам українського національного відродження і державотворення».

Серед українських інтелектуалів і політиків ніколи не бракувало українців «за вибором». Досить згадати кримського татарина Аґатангела Кримського, молдованина Петра Могилу, чеха Пилипа Орлика, росіянина Миколу Хвильового, поляка Вацлава-В’ячеслава Липинського, єврея Мойсея Фішбейна і багато інших. «Український буржуазний націоналіст» Юрій Шерех-Шевельов – уроджений Георгій Шнейдер, етнічний німець, чистокровний «арієць» - цілу німецьку окупацію проголодував в «унтерменшах», - із тієї простої причини, що раз і назавжди, ще в юності, вибрав бути українцем і служити українському народові.

Тепер надам слово журналісту Андрію Левусу:

«На відміну від комунізму, соціал-демократії, лібералізму, націоналізм не є і ніколи не був штучно сконструйованою кабінетною теорією. Націоналізм є швидше інстинктом нації до виживання... Націоналізм зародився одночасно з нацією у глибині віків. Так само, як людина не може жити без повітря, так і нація не може існувати без націоналізму.

Девальвація цінностей набуває небезпечних масштабів. Нема нічого святого для торгашів від політики. На політичному аукціоні розпродується все і вся. Надійшла черга націоналізму?

В Україні націоналізм намагаються приватизувати то яскраві вождики, які на хвилі націонал-популізму вже вкотре марно прагнуть пролізти до парламенту, то штатні провокатори, які своїми екстремістськими діями лише дискредитують ідею нації.

Однак, націоналізм це явище понадпартійне. Його неможливо виміряти рейтингами й описати звичними політологічними категоріями. Націоналізм не вписується в жодну політичну систему координат. Він не визнає поділу українців на «помаранчевих», «біло-синіх» та «біло-сердечних». В цьому і є перевага націоналізму. Більше того, націоналізм переважно не потребує голосного афішування та реклами.

Діяльність таких горе-націоналістів як Тягнибок не принесе нації нічого доброго. Навіть навпаки – є хорошою картинкою для ворожих телеканалів.

Націоналізм ХХІ століття не потребує мілітаристської бравади. Так, як і не потребує надмірного пафосу та екзальтації. Націоналізм має незмінну ідеалістичну мету – велич Нації і розвиток Держави. І на шляху до досягнення цієї мети необхідно керуватися лише трьома критеріями: успішністю, доцільністю та ефективністю. Все інше – зайвий шкідливий естетизм та піжонство, які лише заважають справі. В тридцяті роки ХХ століття, очевидно, націоналісту був необхідний револьвер. В ХХІ столітті йому швидше знадобиться відмінна освіта та успішний соціальний статус, щоб ефективніше захищати націю.

Нові вождики, які претендують на лідерство в націоналістичному русі, намагаються спростити ідеологічну базу націоналізму. «У всьому винні жиди, москалі, комуністи та кадебісти» - чуємо в їхніх «нагірних проповідях». Такий «ідеологічний» фаст-фуд вони називають націоналізмом. Звичайно, найпростіше знайти «крайніх» ззовні, легше, аніж визнати, що нація хвора й потребує духовного очищення та зцілення. Легше перенести відповідальність на ворогів і реальних, і уявних, аніж взяти її на себе. Це шлях в нікуди. Це шлях слабких духом гешефтярів від «націоналізму».

Український націоналізм вже неодноразово відбивав «рейдерські атаки» різного роду пройдисвітів та провокаторів, які прагнули заробити на ньому політичний та фінансовий капітал. Націоналізм має стійкий імунітет до авантюристів різного пошибу.

Націоналізм - це не політична гра, як це подають шулери від партій і партійок, а важка і рутинна праця, яка, втім, протягом століть дає свої плоди. І найкращий з них - сам факт існування української нації».

Радикали ще ніколи не приносили добра ні своїй країні, ні світові. Це своєрідні маніяки, які прагнуть одного - влади. Повної влади. Ми маємо гіркі історичні приклади.

Замість справжнього націоналізму радикали насправді сповідують шовінізм, на грані з фашизмом - прояв націоналістичного екстремізму найбільш одіозну форму націоналізму, проповідь національної винятковості, протиставлення інтересів однієї нації інтересам іншої нації; поширення ідей національної переваги, розпалювання національної ворожнечі й ненависті.

Слово кандидату філософських наук, доценту НаУКМА Ігореві Лосєву:

«Навколо поняття «національна ідея» у нас і досі світоглядна плутанина. Насправді національна ідея для нас — це створення в Україні нормальної європейської держави: без тотальної корупції, беззаконня, безправ’я, із нормальними високорозвиненими економікою та соціальною сферою. Якщо люди в Україні житимуть і матеріально, і соціально, і духовно не гірше, ніж у Фінляндії, Данії, Австрії, — це і буде національною ідеєю, бо багато століть українці не знали нормального людського життя. Про державу з високою соціальною справедливістю мріяв Шевченко, коли писав про Україну без пана і без хама».

Отже, люди які сповідують таку національну ідею і є справжніми націоналістами. І неважливо, чи називають вони себе так, або інакше, або зовсім не називають ніяк.

Ігор Лосєв продовжує:

«Здоровий націоналізм, не спрямований на підкорення інших етносів, є захисною реакцією національного організму. Саме він врятував багато народів від зникнення з історичного поля. Це сторожовий пес нації, який попереджає про небезпеку і закликає гуртуватися для колективного опору. Якщо народ почувається комфортно, немає потреби в якійсь окремій, спеціальній групі націоналістів. У благополучних країнах на націоналізм уже не звертають уваги, більше того — його за собою не помічають, охоче тавруючи інших за національні прояви. У Франції, Німеччині, Італії переважна більшість громадян — нормальні стихійні націоналісти, і найчастіше їм особисто не треба виступати в цій ролі, бо функції такої політичної течії бере на себе держава, дбаючи про мову, про гідне місце країни у світі, про збереження національної культури та історії.

За ці сімнадцять років ми часто-густо ставали жертвами містифікацій та імітацій. Нам підсовували псевдодемократів, псевдопатріотів, псевдонаціоналістів. Це був ляльковий театр, а не реальні політики. Хіба може послідовний націоналіст, який дбає про добро України, вилазити на Говерлу і з неї кричати про масове побиття «жидів, ляхів та москалів», себто виступати в ролі кадебістської карикатури на націоналізм?»

Надам слово журналісту з газети «Ліца» Г. Сахарову:

«Для збереження держави, для її визнання у світі, успішної інтеграції у сучасні економічні і політичні системи в Україні має бути створена політична нація. Нація громадян України, консолідованих навколо спільних національних інтересів і культурних цінностей. Для цього мусимо подолати розбіжності між Сходом і Заходом, припинити дурні мовні дискусії, покінчити з політичною шизофренією у власних головах, перемогти нав’язані радянським вихованням і освітою стереотипи, у тому числі і у ставленні до націоналізму, виховати нові покоління у любові і повазі до України, бо їм і їхнім нащадкам жити у цій державі. Крім того - забезпечити справедливий розподіл благ між громадянами, прозорість національної економіки, покінчити з неконтрольованим накопиченням кримінальних капіталів».

Живе українська спільнота різних національностей на різних берегах Дніпра, розмовляють люди різними мовами, моляться різним богам. Повторюсь, що зовсім неважливо чи називає себе хтось націоналістом, або інакше, або зовсім не називає ніяк. Люди прагнуть вільного, спокійного, заможного і щасливого життя в Україні, і ніякі псевдонаціоналісти їх не роз’єднають.

Україні ніхто не допоможе, якщо вона не допоможе сама собі. Якщо ми хочемо об’єднати націю, то, це варто робити навколо простих людських прагнень: бути багатим, здоровим, впливовим, успішним.

ЯРОСЛАВ

Comments

Так от, якщо погодитись з висловоми цих вчених мужів, то в душі всяк партієць, чи, навіть, безпартійний член суспільства - є націоналіст?  -Згоден. Але... Наш мер - безпартійний, та його націоналізм закінчується власною кишенею. Мабуть вони щось плутають? Патріатизм може мати відношення до родини, хати, міста, навіть власної кишені. і кожен партієць розуміє його залежно ві партійної ідеології... Але ж націонадізм?

Ответ на от Georgij

Міський голова Костянтинівки не просто член партії регіонів, але й член ради її міського осередку. Фактично він керує фракцією ПР у міськраді. Ось Вам і безпартійний...

За висновками цих ідеологів ми в Україні маємо скласти руки і чекати пару сот років коли вже влада наїсться та схаменеться???

 

Тоді він ще й брехун, наш голова, бо нам каже, що безпартійний. І стає зрозуміло - що в нас у місті за політика така, вона ж цілком проти влади, а ми винуватим вищу владу. Як же це так , стільки в місті заводів, а робити ніде, вони всі зупинені, навіть ті у яких є можливість працювати, а що! вказівочку раз і підприємство стоїть а ні тобі податків у казну, а ще й незадоволені робітники!

Мне хочется запостить сюда один отрывок из произведения К.С. Льюиса. Может кого-то это натолкнет на размышления. Льюис - английский, ирландский писатель, ученый и богослов, тот самый, который написал всем известные (ну может не читали, но кино-то видели все?) "Хроники Нарнии". Произведение называется "Четыре Любви" (The Four Loves, 1960, о видах любви и христианском её понимании).

_________________________________________________

Возьмем теперь любовь к своей стране. Здесь и не нужно растолковывать фразу Ружмона: кто не знает в наш век, что любовь эта становится бесом, когда становится богом! Многие склонны думать, что она только бесом и бывает. Но тогда придется зачеркнуть по меньшей мере половину высокой поэзии и великих деяний. Плач Христа о Иерусалиме звенит любовью к своей стране.

Очертим поле действия. Мы не будем вдаваться здесь в тонкости международного права. Когда патриотизм становится бесом, он, естественно, плодит и множит зло. Ученые люди скажут нам, что всякое столкновение наций безнравственно. Этим мы заниматься не будем. Мы просто рассмотрим само чувство и попытаемся разграничить невинную его форму и бесовскую. Ведь, строго говоря, ни одна из них не воздействует прямо на международные дела. Делами этими правят не подданные, а правители. Я пишу для подданных, а им бесовский патриотизм поможет поступать плохо, здоровый патриотизм – помешает. Когда люди дурны, пропаганде легко раздуть бесовские страсти; когда добры и нормальны, они могут воспротивиться. Вот почему нам надо знать, правильно ли мы любим свою страну.

Амбивалентность патриотизма доказывается хотя бы тем, что его воспевали и Честертон, и Киплинг. Если бы он был единым, такие разные люди не могли бы любить его. На самом деле он ничуть не един, разновидностей у него много.

Первая из них – любовь к дому; к месту, где мы выросли, или к нескольким местам, где мы росли; к старым друзьям, знакомым лицам, знакомым видам, запахам и звукам. В самом широком смысле это будет любовь к Уэллсу, Шотландии, Англии. Только иностранцы и политики говорят о Великобритании. Когда Киплинг не любит «моей империи врагов», он просто фальшивит. Какая у него империя? С этой любовью к родным местам связана любовь к укладу жизни – к пиву, чаю, камину, безоружным полисменам, купе с отдельным входом и многим другим вещам, к местному говору и – реже – к родному языку. Честертон говорил, что мы не хотим жить под чужим владычеством, как не хотим, чтобы наш дом сгорел, – ведь мы и перечислить не в силах всего, чего мы лишимся.

Я просто не знаю, с какой точки зрения можно осудить это чувство. Семья – первая ступенька на пути, уводящем нас от эгоизма; такой патриотизм – ступенька следующая, и уводит он нас от эгоизма семьи. Конечно, это еще не милосердие; речь идет о ближних в географическом, а не в христианском смысле слова. Но не любящий земляка своего, которого видит, как полюбит человека вообще, которого не видит?1 Все естественные чувства, в их числе и это, могут воспрепятствовать духовной любви, но могут и стать ее предтечами, подготовить к ней, укрепить мышцы, которым Божья благодать даст потом лучшую, высшую работу; так девочка нянчит куклу, а женщина – ребенка. Возможно, нам придется пожертвовать этой любовью, вырвать свой глаз, но если у тебя нет глаза, его не вырвешь. Существо с каким нибудь «светочувствительным пятном» просто не поймет слов Христа.

Такой патриотизм, конечно, ничуть не агрессивен. От хочет только, чтобы его не трогали. У всякого мало мальски разумного, наделенного воображением человека он вызовет добрые чувства к чужеземцам. Могу ли я любить свой дом и не понять, что другие люди с таким же правом любят свой? Француз так же предан cafe complet, как мы – яичнице с ветчиной; что ж, дай ему Бог, пускай пьет кофе! Мы ничуть не хотим навязать ему наши вкусы. Родные места тем и хороши, что других таких нет.

Вторая разновидность патриотизма – особое отношение к прошлому своей страны. Я имею в виду прошлое, которое живет в народном сознании, великие деяния предков. Марафон, Ватерлоо. Прошлое это и налагает обязательства и как бы дает гарантию. Мы не вправе изменить высоким образцам; но мы ведь потомки тех, великих, и потому как то получается, что мы и не можем образцам изменить.

Это чувство не так безопасно, как первое. Истинная история любой страны кишит постыднейшими фактами. Если мы сочтем, что великие деяния для нее типичны, мы ошибемся и станем легкой добычей для людей, которые любят открывать другим глаза. Когда мы узнаем об истории больше, патриотизм наш рухнет и сменится злым цинизмом или мы нарочно откажемся видеть правду. И все же, что ни говори, именно такой патриотизм помогает многим людям вести себя гораздо лучше в трудную минуту, чем они вели бы себя без него.

Мне кажется, образ прошлого может укрепить нас и при этом не обманывать. Опасен этот образ ровно в той мере, в какой он подменяет серьезное историческое исследование. Чтобы он не приносил вреда, его надо принимать как сказание. Я имею в виду не выдумку – многое действительно было; я хочу сказать, что подчеркивать надо саму повесть, образы, примеры. Школьник должен смутно ощущать, что он слушает или читает сагу. Лучше всего, чтобы это было и не в школе, не на уроках. Чем меньше мы смешиваем это с наукой, тем меньше опасность, что он это примет за серьезный анализ или – упаси Господь! – за оправдание нашей политики. Если героическую легенду загримируют под учебник, мальчик волей неволей привыкнет думать, что «мы» какие то особенные. Не зная толком биологии, он может решить, что мы каким то образом унаследовали героизм. А это приведет его к другой, много худшей разновидности патриотизма.

Третья разновидность патриотизма уже не чувство, а вера; твердая, даже грубая вера в то, что твоя страна или твой народ действительно лучше всех. Как то я сказал старому священнику, исповедовавшему такие взгляды: «Каждый народ считает, что мужчины у него – самые храбрые, женщины  самые красивые». А он совершенно серьезно ответил мне: «Да, но ведь в Англии так и есть!» Конечно, этот ответ не значит, что он мерзавец; он просто трогательный старый осел. Но некоторые ослы больно лягаются. В самой крайней, безумной форме такой патриотизм становится тем расизмом толпы, который одинаково противен и христианству, и науке.

Тут мы подходим к четвертой разновидности. Если наша нация настолько лучше всех, не обязана ли она всеми править? В XIX в. англичане очень остро ощущали этот долг, «бремя белых». Мы были не то добровольными стражниками, не то добровольными няньками. Не надо думать, что это – чистое лицемерие. Какое то добро мы «диким» делали. Но мир тошнило от наших заверений, что мы только ради этого добра завели огромную империю. Когда есть это ощущение превосходства, вывести из него можно многое. Можно подчеркивать не долг, а право. Можно считать, что одни народы, совсем уж никуда не годные, необходимо уничтожить, а другие, чуть получше, обязаны служить избранному народу. Конечно, ощущение долга лучше, чем ощущение права. Но ни то, ни другое к добру не приведет. У обоих есть верный признак зла: они перестают быть смешными только тогда, когда станут ужасными. Если бы на свете не было обмана индейцев, уничтожения тасманцев, газовых камер, апартеида, напыщенность такого патриотизма казалась бы грубым фарсом.

И вот мы подходим к той черте, за которой бесовский патриотизм, как ему и положено, сжирает сам себя. Честертон, говоря об этом, приводит две строки из Киплинга. По отношению к Киплингу это не совсем справедливо – тот знал любовь к дому, хотя и был бездомным. Но сами по себе эти строки действительно прекрасный пример: Вот они:

Была бы Англия слаба,

Я бросил бы ее.

Любовь так в жизни не скажет. Представьте себе мать, которая любит детей, пока они милы, мужа, который любит жену, пока она красива, жену, которая любит мужа, пока он богат и знаменит. Тот, кто любит свою страну, не разлюбит ее в беде и унижении, а пожалеет. Он может считать ее великой и славной, когда она жалка и несчастлива, – бывает такая простительная иллюзия. Но солдат у Киплинга любит ее за величие и славу, за какие то заслуги, а не просто так. А что, если она потеряет славу и величие? Ответ несложен: он разлюбит ее, покинет тонущий корабль. Тот самый барабанный, трубный, хвастливый патриотизм ведет на дорогу предательства. С таким явлением мы столкнемся много раз. Когда естественная любовь становится беззаконной, она не только приносит вред – она перестает быть любовью.

Итак, у патриотизма много обличий. Те, кто хочет отбросить его целиком, не понимают, что встанет (собственно, уже встает) на его место. Еще долго – а может, и всегда – страны будут жить в опасности. Правители должны как то готовить подданных к защите страны. Там, где разрушен патриотизм, придется выдавать любой международный конфликт за чисто этический, за борьбу добра со злом. Это – шаг назад, а не вперед. Конечно, патриотизм не должен противостоять этике. Хорошему человеку нужно знать, что его страна защищает правое дело; но все же это дело его страны, а не правда вообще. Мне кажется, разница очень важна. Я не стану ханжой и лицемером, защищая свой дом от грабителя; но если я скажу, что избил вора исключительно правды ради, а дом тут ни при чем, ханжество мое невозможно будет вынести. Нельзя выдавать Англию за Дон Кихота. Нелепость порождает зло. Если дело нашей страны – дело Господне, врагов надо просто уничтожить. Да, нельзя выдавать мирские дела за служение Божьей воле.

Старый патриотизм тем и был хорош, что, вдохновляя людей на подвиг, знал свое место. Он знал, что он чувство, не более, и войны могли быть славными, не претендуя на звание Священных. Смерть героя не путали со смертью мученика. И потому чувство это, предельно серьезное в час беды, становилось в дни мира смешным, легким, как всякая счастливая любовь. Оно могло смеяться над самим собой. Старую патриотическую песню и не споешь, не подмигивая; новые – торжественны, как псалмы.

Ответ на от rezon

Браніслав Нушич (08.10.1864–19.01.1938) сербський письменник і драматург в своїй знаменитій «Автобіографії» насміхався:

«У підручнику фізики так само пояснюються і всі інші предмети і явища, про які кожен з нас до школи мав цілком ясне і чітке уявлення. Ось, наприклад, дзига, з якою ми, діти так весело бавилися; адже і вона, після того, як я почув про неї на уроці фізики, настільки мені спротивилася, що я не міг більше на неї дивитися. Раніше я знав, що дзига - це деревинка, загострена внизу і широка зверху. Під ударами батога вона забавно обертається довкола своєї осі, а варто лише пропустити один удар, як вона валиться набік, наче п’яна. І ось це просте і ясне уявлення про дзигу фізика остаточно заплутала, змусивши мене вивчити напам’ять, що «такого роду тіла перебувають в рівновазі, якщо момент конусного об’єму дорівнює моменту півкола. Обидва моменти розраховуються від точки зіткнення з поверхнею».

 

Ответ на от Yaroslav

Друг мой, Ярослав, за что такие колкости? Зачем тревожить память замечательного украинского поэта Антона Павловича? ;) А Нушича вы к чему приплели? Зря вы так, лучше бы комментировали текст, если уж взялись писать комментарий, а не мою образованность. Хотя текст этот самодостаточен, к нему ни прибавить, ни убавить. И я бы удивился, напиши бы вы хоть что-то к нему. Потому и не ждал никаких ваших комментариев. Более того, не вы адресат этого текста. Я считаю, что среди посетителей  бывают и такие люди, которым будет приятно прочесть этот текст. Сужу, конечно же, по себе. Лично я, после такой находки, обязательно бы полез искать эту книгу, чтобы прочесть ее целиком. Но если вы не хотите комментировать мою цитату, то я могу прокомментировать вашу.  Я выделю отдельный комментарий. Если кому-то нет интереса до «Автобиографии» Нушича и моих сравнений ее с другими книгами, то можно его пропустить. В использованных мною ниже цитатах  нет ни подвоха ни скрытого смысла. Это просто сравнение текстов великих сатириков 20го века. 2)

Ответ на от rezon

Теперь вернусь к тому с чего я начал. Т.е. к вопросу почему вы приплели цитату Нушича. Во-первых, я категорически не согласен с тем, что Нушич в своей «Автобиографии» «насмехается». И, как мне кажется, именно в этом ваша проблема, вы не можете отличить смех от насмешки. Оружие сатирика – смех. Оружие литературного неудачника и самоубийцы – насмешка. Просто возьмите два этих слова смех и насмешка, и попробуйте подобрать первые пришедшие в голову прилагательные к ним. Смех он – искренний, звонкий, добрый, радостный, детский, счастливый и т.д. Ведь, не просто так есть выражение, что смех полезен для души и тела. Насмешка она – злобная, издевательская, агрессивная, глупая и т.д. Тот с кого смеются, всегда может посмеяться над собой вместе со смеющимся, а после, конечно, сделать для себя какой-то вывод. Тот над кем насмехаются, ну сами понимаете, агрессия породит агрессию. Если бы Нушич насмехался, то его бы сейчас никто не знал как талантливого сербского сатирика. Он смеется над всем,  и на протяжении всей книги, иногда это искренний детский смех, что заставляет читателя радоваться,  иногда это взрослый смех сквозь слезы, что вызывает у читателя грусть, но никогда он не позволяет себе насмехаться над чем-то. Он сатирик, он высмеивает пороки общества, но не насмехается над этим обществом. За таким смехом чувствуется душа, с ним хочется смеяться и плакать, это жизнеутверждающий смех, он призывает к размышлению и к действию. Напротив, возьмем ваши насмешки, которыми заполнено все ваше творчество, за ними чувствуется лишь пустота и злоба, с ними можно спорить, но лучше промолчать, эти насмешки ненавидят жизнь, они же призывают к бездумному противодействию. Попробуйте подумать над этим, это искренний дружеский совет, попробуйте поменять что-то в своем творчестве. Общество никогда не воспримет позицию «все мудаки и лишь я Д’артаньян».

Во-вторых, зачем прятаться за цитатами? Напишите своими словами, вы рискуете быть недопонятым. Вы привели цитату из главы о физике. Нушич подробно и с юмором делает (цитирую из этой же книги):  «обзор школьных предметов, так как только в совокупности они дают ясное представление о том безвыходном лабиринте, через который нас протаскивают в детстве и который называют обучением». Т.е. позиция Нушича, когда он это писал, мне ясна, а вот ваша позиция, когда вы его цитируете, мне не понятна. Из вашей цитаты можно сделать вывод, что до того как вы прочитали о патриотизме у Льюиса, ваши понятия о нем были такими же простыми, как и детская игра с юлой. Т.е. зачем тут все усложнять физикой… ведь все так просто на самом деле, есть юла и есть кнут, и нет никаких конусообразных тел и т.д. Вы действительно так думаете? Или вы желали просто утопить в иронии философский текст богослова о патриотизме, сравнивая его с учебником по ужасной физике, мол, там тоже пишут, что попало о том, что нам хорошо известно с детства. Ярослав, взрослейте, и не ставьте себя в глупое положение, тут нет места иронии, вы бы спасибо сказали за такой текст.

 

Ответ на от rezon

Посвящается любителю творчества Нушича Ярославу, а так же господину Бредихину. Из "Автобиографии" Нушича:

1)Помимо всемирной истории мы учили еще и историю Сербии. Для нас эта история была важнее и учить ее было легче, вероятно, потому, что здесь мы чувствовали себя как дома, а кроме того, нам очень нравился наш учитель.

Тогда, не знаю как теперь, учитель сербской истории по долгу службы должен был быть большим патриотом. Он выступал с надгробными речами на всех похоронах, провозглашал здравицы на всех свадьбах, зачитывал поздравительные адреса на всех концертах, но, независимо от обстоятельств, все его речи начинались обычно так: «Вот уже целых пятьсот лет сербский народ стонет под иноземным игом…»

***

2)Именно из за истории, «учительницы жизни», я остался на второй год, и произошло это при очень странных обстоятельствах. Я провалился на экзамене, заявив, что царь Урош умер после боя при Марице. Можете себе представить, как рвал на себе волосы учитель, который семь раз подряд читал нам стихи об Уроше и на каждом уроке на чем свет стоит проклинал Вукашина.

– Разве ты не знаешь, что Вукашин убил Уроша?

– Знаю!

– Как же он мертвый мог прийти с Марицы, где он погиб, и убить Уроша?

– Не знаю!

– Ах, не знаешь: ну, тогда поучи во время каникул, а осенью придешь сдавать экзамен.

И я действительно все лето учил историю, а когда пришел осенью на экзамен, то сказал не только о том, что Вукашин убил Уроша, но сделал и еще один шаг, заявив, что он убил Уроша дважды: один раз до, а другой раз после битвы при Марице В своем стремлении уступить учителю я пошел еще дальше, согласившись с Пантой Сречковичем, что «и третий раз король Вукашин убил царя Уроша», но мое миролюбие не помогло, и пришлось мне еще год сидеть в том же классе.

И вот теперь возникает один интересный и чисто юридический вопрос, который я не задавал до сегодняшнего дня, потому что на повестку дня не ставился вопрос о возмещении убытков, нанесенных войной.

Позднее, когда я уже окончил школу, историки доказали, что Вукашин не мог убить Уроша, так как Урош умер после битвы при Марице. А ведь именно об этом я и твердил на экзамене по истории, из за чего и был оставлен на второй год. Теперь возникает вопрос: кто должен возместить мне 365 дней, потерянных мною из за того, что государство до последнего времени не знало своей собственной истории?


 

С «Автобиографией» я знаком. Искренняя, иногда остроумна и смешна, иногда пронзительно грустна, иногда по-детски наивна эта книга. Мне она понравилась, но для меня она больше по-детски наивна, чем смешна. Скорей всего, потому, что большую часть ее занимают детские воспоминания автора. Например, воспоминания о первой любви, вызывают искреннюю улыбку. Такие как, заучивание испанской прозы для объяснения между влюбленными на кладбище, или совместная попытка отравиться серой от спичек, закончившаяся трепкой для юной влюбленной от матери. Читая Нушича, я в некоторых местах узнавал очень знакомые для меня картины, нарисованные другими писателями. Смею предположить,  что вдохновленными учениками. Приведу, пример, простите за большие цитаты, но мне кажется, так будет понятнее. Пишет Нушич о своем рождении:

«В нашей семье говорили, что отец был когда то зажиточным купцом в Белграде, но в тот самый день, когда я должен был родиться, он объявил себя банкротом, собрал остатки своего имущества, в том числе и меня, и переехал на жительство в Смедерево. Я никогда не смогу простить ему этого. Посудите сами: еще не видя белого света, я предполагал, что буду сыном богатого человека, и вдруг в тот самый день, когда я уже не мог отказаться от появления на свет, отец объявил о своей несостоятельности, обрекая меня на нищенское существование. Я не могу простить ему этого еще и потому, что из всех своих многочисленных детей он выбрал именно меня, чтобы сыграть такую злую шутку.



Я родился в старом домике недалеко от Белградского собора. Позднее этот домик был снесен с лица земли, и теперь на его месте возвышается огромное здание Народного банка, так что в настоящее время банковские несгораемые шкафы стоят как раз там, где была комната, в которой я родился. И если бы сейчас появилось такое благородное поколение, которое, скажем, захотело бы отметить мемориальной доской место моего рождения, то доску с надписью: «Здесь родился…» и так далее нужно было бы повесить на здании Народного банка как раз над мрачными окнами с толстыми железными решетками, за которыми стоят несгораемые шкафы с банковским золотым фондом. И вы только представьте себе смущение моего будущего биографа, который на основе такого рода фактов начал бы вдруг доказывать, что я – внебрачный ребенок главного директора Народного банка, результат его преступной связи со вдовой швейцара. По указанию управленческого и контрольного совета, решившего скрыть позорную проделку главного директора банка, которая могла бы пагубно отразиться на банковском кредите за границей, вдова швейцара спряталась между несгораемыми шкафами с банковским золотом. Тут она родила меня и сунула в один из этих шкафов, где меня впоследствии обнаружила инспекторская комиссия, подсчитывавшая государственные ресурсы. Эта комиссия занесла меня в баланс в графу приходов. «Выйдя в жизнь из несгораемого шкафа Народного банка и имея на себе подпись главного директора, он, разумеется, легко мог держаться праведного пути», – так, наверное, закончил бы свое резонерство мой будущий биограф. Но, слава богу, у нас, кажется, нескоро еще появится такое благородное поколение, а я могу быть вполне уверен, что с моей биографией никогда не произойдет подобного недоразумения».

Далее можно узнать, как пьяная бабка-повитуха объявила, что родилась девочка, и отец расстроился, потому что нужно будет готовить приданное. Но наутро обнаружили, что мальчик и т.д. не буду утомлять цитатами, я просто скажу, что мне это все напомнило. Читая, я узнавал через строчку «Автобиографию» Хармса. Вот сравните по ссылке. Хармс более хлесткий жесткий и бескомпромиссный,  но эпатаж Нушича вполне на уровне, а текст его опубликован на 11  лет раньше.



А помните у Нушича, как они во дворе мальчишками играли в кризис? И все были министрами? Как он лично формировал правительство. Цитирую: «Кризис – это явление, которое тянется с первого дня существования государства и будет продолжаться, пока оно состарится, подобно тому как ребенок, родившийся с родимым пятном, не расстается с ним на всю жизнь. И политические младенцы охотнее всего играли в эту игру, так почему бы и нам не играть в нее?

Разумеется, я всегда был тем, кто составляет кабинет. Моя миссия не опиралась на доверие какой либо Скупщины, но это не такое уж необычное явление в нашей политической жизни. Так как мы играли на нашем дворе, то я с большим правом, чем Людовик XIV, мог заявить: «L'etat c'est mod! (Государство – это я!)» – и на этом основании захватить всю власть в свои руки.

Все, сколько нас было, хотели быть министрами, – кстати, эта слабость присуща не только детям, – и, разумеется, поскольку у нас не было подданных, так как никто не хотел ими быть, то не могло быть и Скупщины.

Но даже если бы мы взяли под свое управление гусей, индюков, уток и других добронравных созданий, заполнявших двор и благодаря своей лояльности являвшихся очень подходящими подданными, то вряд ли бы мы чего нибудь достигли, созвав их в Скупщину. Они, конечно, объединились бы в клубы представителей, то есть в клуб индюков, клуб гусей и клуб уток. Но эти клубы ничуть не повлияли бы на те полномочия, которые мы, правительство, сами себе присвоили, поскольку, как известно, политические клубы существуют лишь для того, чтобы приучать своих членов не жить своим умом и не терзать себя укорами совести. Гусак, индюк и утка, которые, скажем, оказались бы председателями клубов, получили бы от нас клятвенные заверения в том, что всем им (им лично) будет улучшено питание. Вот тебе и большинство, вот тебе и доверие
». А далее «инцидент» с гусем, в результате которого «правительство», по предложению военного министра, цитирующего Ветхий Завет, объявило войну соседям. Написано просто отлично, животик можно надорвать от их войны. После этого места  мне  вспомнились не менее пафосные баталии из книги «Москва-Петушки» Ерофеева.

Только если там дети воевали из-за вишен, груш и против соседских гусей, то тут взрослые совершили воображаемую революцию в отдельно взятом уезде и объявили войну Норвегии и все для того, чтобы магазины с водкой открывались не в 9, а в 6 утра. Прошу прощения за длинную цитату, но она меня забавляет. Это одно из любимых мест в  книге. Венедикт Ерофеев пишет:

«Двумя колоннами, со штандартами в руках, мы вышли – одна колонна на Елисейково, другая – на Тартино. И шли беспрепятственно вплоть до заката: убитых не было ни с одной стороны, раненых тоже не было, пленных был только один – бывший председатель ларионовского сельсовета, на склоне лет разжалованный за пьянку и врожденное слабоумие. Елисейково было повержено, Черкасово валялось у нас в ногах, Неугодово и Пекша молили о пощаде. Все жизненные центры петушинского уезда – от магазина в Поломах, до андреевского склада сельпо – все заняты были силами восставших…

А после захода солнца деревня Черкасово была провозглашена столицей, туда же был доставлен пленный, и там же сымпровизировали съезд победителей. Все выступавшие были в лоскут пьяны, все мололи одно и то же: Максимилиан Робеспьер, Оливер Кромвель, Соня Перовская, Вера Засулич, карательные отряды из Петушков, война с Норвегией, и опять Соня Перовская и Вера Засулич…

С места кричали: «А где это такая – Норвегия?» «А кто ее знает, где! – отвечали с другого места. – у черта на куличках, у бороды на клине!» «Да где бы она ни была, – унимал я шум, – без интервенции нам не обойтись. Чтобы восстановить хозяйство, разрушенное войной, надо сначала его разрушить, а для этого нужна гражданская или хоть какая нибудь война, нужно как минимум двенадцать фронтов».. «Белополяки нужны!» – кричал закосевший Тихонов. «о, идиот! – прерывал его я, – вечно ты ляпнешь! Ты блестящий теоретик, Вадим, твои тезисы мы прибили к нашим сердцам, – но как доходит до дела, ты говно говном! Ну зачем тебе, дураку, белополяки?».. «Да разве я спорю! – сдавался Тихонов. – Как будто они мне больше нужны, чем вам! Норвегия так Норвегия…»

Впопыхах и в азарте все как то забыли, что та уже двадцать лет состоит в НАТО, и Владик Ц ский уже бежал на ларионовский почтамт с пачкой открыток и писем. Одно письмо было адресовано королю Норвегии Улафу, с объявлением войны и уведомлением о вручении. Другое письмо – вернее даже не письмо, а чистый лист, запечатанный в конверте, – было отправлено генералу Франко: пусть он увидит в этом грозящий перст, старая шпала, пусть побелеет, как этот лист, одряхлевший разъебай каудильо!.. От премьера Британской империи Гарольда Вильсона мы потребовали совсем немногого: убери, премьер, свою дурацкую канонерку из залива Акаба, а дальше поступай по произволению… И наконец, четвертое письмо – Владиславу Гомулке, мы писали ему: ты, Владислав Гомулка, имеешь полное и неотъемлемое право на польский коридор, а вот Юзеф Циранкевич не имеет на польский коридор никакого права…

И послали четыре открытки: Абба Эбану, Моше Даяну, генералу Сухарто и Александру Дубчеку. Все четыре открытки были очень красивые, с виньеточками и желудями. Пусть, мол, порадуются ребята, может они нас, губошлепы, признают за это субъектами международного права…

Никто в эту ночь не спал. Всех захватил энтузиазм, все глядели в небо, ждали норвежских бомб, открытия магазинов и интервенции, и воображали себе, как будет рад Владислав Гомулка и как будет рвать на себе волосы Юзеф Циранкович…
»

Ну, правда ведь, что-то в этом есть? И, возможно, потому что с Нушичем я ознакомился позже, чем с приведенными выше авторами, он (лично для меня) в сравнении проиграл. Сравнивать еще можно долго, то же интервью с покойным у Нушича просто веет Хармсом. Только если Нушич заигрывает с публикой, то Хармс уже рубит с плеча, его эпатаж уже не только приблизился к границам моральных норм, но и отбросил их на несколько километров. Это мое личное мнение. 3)