Дневник константиновского остарбайтера

Продолжение. Начало в № 30, 31, 32.

Штреки были длинные и не очень высокие и широкие, высота приблизительно 5 метров, ширина 3 метра, верх полукруглый и без никакого крепления, стены шахты были гладкие и крепкие — сказано, крепкая соль. В штреке через определенное расстояние были отверстия для входа в залы. Через такие же расстояния были сделаны туалетные. Были вырыты небольшие ямы 1х1 м и глубиной тоже 1 м, в них вставлены железные бочки по размеру, и в верхней части ручка, как у ведра. Каждый день их меняли — два человека брали палку на плечи, вешали бочку и несли до лифта. Пустую бочку брали и ставили на ее место, и так каждый день. Носили, конечно, эти бочки наши люди — заключенные.

Соль в лагерь брать не разрешали. И если у кого-нибудь найдут вдруг соль, будет дано 25 палок. В этом лагере была «палочная» система. «Капы, оберкапы, блоковые калифакторы» ходили по лагерю с палками. Поскольку в лагере не было крематория, мертвых ложили в деревянные гробы. За ревиром были два деревянных гроба - один метров 5, а другой метров 8, и когда заключенный умирал, его несли за ревир и ложили в гроб. А когда набиралось два полных гроба, в лагере искали тех, кто не пошел на работу, а прятался в бараке. Набиралось несколько человек, и они брали гроб на плечи. Гробы были прибиты на лестницах, их несли до лесной посадки метров 500 от лагеря. Там были вырыты общие могилы — ямы, туда «высыпали» трупы, засыпали землей и втыкали палочку в конце ямы, чтобы, когда будут копать следующую яму, не попали в прежнюю. И так каждый раз, когда набиралось полных два гроба.

А питание было очень плохое, в день давали 100 граммов черного, как буряк, хлеба и миску баланды. Худые все были, как щепки. Бани-то не было, вот вши нас и заедали. Идешь, бывало, пальцы заложишь за воротник и вытащишь вшу, давишь ее, а она толстая, кровь так и хлещет с нее. За день все пальцы в крови.

Один раз мы попросили коменданта барака, чтобы включил свет после работы — побить вшей. Мы ему сказали: «Блокэльтестер, битте мехт айн махен вир лейзе капут махен (блоковый, пожалуйста, включите нам свет, мы вшей побьем)». Он согласился и сказал: «Гут-гут (хорошо-хорошо), абер зингер (только петь)». Ну,  мы и начали. А у нас в бараке был малый Ваня, он был моложе нас и мог хорошо петь. Мы ему сказали - «начинай, Ваня», - а сами расселись вокруг лампы наверху нар, Ваня начал петь. Он запевал так: «Лапти размягчилися, мтарарам, к берегу причалися, мтарарам, - а мы все хором поем. - Весело было нам, мтарарам, все делили помолам, мтарарам». И снова Ваня: «Паровоз водки напился, мтарарам, машинист с пути сошел, мтарарам». А мы снова: «Весело было нам, мтарарам, все делили пополам, мтарарам».

Мы били вшей ногтями больших пальцев, как обычно все бьют, а были с нами поляки, румынские евреи, они брали рубец рубахи, где были вши, в рот и зубами кусали по рубцу, а кровь кто выплевывал, а кто и глотал, но мы гнали их от себя подальше. И так мы пели после Вани: «Весело была нам, все делили пополам», пока блоковый не выключал свет. Тогда мы ложились спать.

Однажды нас на работу не погнали, и только наш барак — русский. Построили перед бараком по 3 человека, мы поснимали мантели, свернули их номерами вверх, положили перед собой, а сверху бескозырки. Пришел переводчик и сказал, что мы будем стоять так, пока не поймают русских. Оказывается, 3 русских убежали. Так мы и стояли 3 дня, кушать нам не давали, на ночь — в барак, а утром снова стоя по команде «смирно». Ну, стоим, а время от времени люди падают, их оттягивают и уносят за ревир в гробы, которые там находились. На третий день приходит снова переводчик, и говорит, что сегодня нас покормят — поймали русских. Ну, нас покормили, а на утро снова на работу в шахту.

Через два дня смотрим, - на территории лагеря устанавливают виселицу. Нам сообщили переводчики — русский, польский и румынский — что будет повешен русский за побег из лагеря. В это время от «мимбрамы» выводят одного русского — большого мужика. Руки связаны за спиной, подвели к виселице, он залез на пьедестал, ему на шею накинули петлю, а он стоял спокойно, пока говорили переводчики. Когда окончили говорить, дали слово этому бедолаге. Но он только и успел сказать: «Товарищи, если кто останется жив, передайте...». Дальше ему говорить не дали, подбили пьедестал и он завис. К нему подошел эсэсовец в белом халате, взял его за руку, держал и слушал пульс, когда он остановится. На следующий день он еще висел, а потом его сняли и отнесли в гроб за ревир. Но виселицу не убирали, а в лагере сделали тщательнейший обыск в бараках — разрезали подушки, матрацы и всюду обыскивали. Дня через два-три построили весь лагерь и переводчики объявили, что нашли плоскогубцы, которыми была проделана дыра в проволоке для побега русских. Человек, который прорезал проволоку, будет повешен. Этим человеком оказался румынский еврей, может и не он это сделал, но плоскогубцы нашли в его матраце. Оказывается, он в лагере ремонтировал нам колодки, а мы ему давали кусочек хлеба за ремонт. Так он пострадал.

И вот ведут этого румына, он вырывается, хотел было броситься на проволоку под током, но его догнали и вели до виселицы два человека. Его повесили также, как и того, кто совершил побег.

Еще одно событие. Один еврей лишился ума и бегал по лагерю и кричал: «Черная корова рогами, черная корова рогами, черная корова рогами...». Куда он делся, - не знаем, видимо, сделали ему укол, и положили в гроб за ревир.

Продолжение следует.