В поисках утраченной свободы

15 марта в донецком клубе «Gung’ю’bazz» состоялась презентация книги польского автора Яцека Гуго-Бадера «Белая горячка». Качественный украинский перевод только-только вышел в киевском издательстве «Темпора».

Недешевый, как и весь общепит в центре Донбасса, клуб этот часто принимает музыкантов «неформатных». Иногда заполняется до отказа, и тогда сцена становится смысловым центром помещения. А бывает, как в этот раз, когда клуб живет своей скоромной жизнью, а в зоне невысокой эстрады происходит своя мистерия по особому сценарию.

Гуго-Бадер не просто лучший польский репортер, работающий в «Газете Выборчей», он имеет за плечами насыщенную биографию, где была и «хипповая» молодость, и такие экзотические профессии, как весовщик живых свиней на рынке или педагог в школе для детей с ограниченными способностями.

Творческий метод пана Яцека предусматривает полное растворение на местности, полное слияние с материалом исследования. Так, описывая жизнь польских бомжей, он сам  бомжевал две недели. Его метод — это фотографический реализм.

Поэтому, на один из моих вопросов о сверхзадаче, он ответил просто: «Писать то, что есть на самом деле, что видел своими глазами».

Метод пана Яцека позволяет писать журналисту от своего имени. И в этом весь секрет книги.  Не всяк способен рассказать случившееся с ним так, чтобы это запало тебе в душу навсегда. Гуго-Бадер рассказывает так, что ты не забудешь вовек.

Его книга о постсоветской России, но есть там главы и о Донбассе («Блядська симфонія до-мінор”), и о Крыме. Он рисует беспощадный срез русской молодежной субкультуры, национальную и расовую ненависть, алкоголизацию и наркотизацию России, гайцовый беспредел на дорогах, вымирание малых народов Сибири и т. д. Если хотите, это современная «энциклопедия русской жизни».

Свобода — это базовая человеческая ценность. 

В России, с ее татарской по происхождению государственностью, где роскошь быть свободным может себе позволить лишь царь, где в XIX был создан практически квази-религиозный культ «интеллигенции», т.е. людей, научившихся поддерживать в себе свободу внутреннюю, - в России сегодняшней пан Яцек искал эту самую свободу. И находил ее. В религиозном сектантстве, охватившем страну, у сибирских шаманов, например, или у ВИЧ -инфицированной девочки, которая перестала скрывать свою беду и это ее сделало свободной, наконец-то свободной.  

Его диалог с Андреем Кураевым, русским православным богословом:

— Чому люди не йдуть до православної церкви, яка на руських землях присутня вже понад тисячу років?

— Через інстинктивне побоювання, що вона є реінкарнацією комуністичної партії, бо це така велика, централізована й таємнича організація. Так вони це відчувають. Комуністи відучили людей вірити й довіряти. Доходить до парадоксу: що активніше ми, духовенство, виходимо на вулиці чи стукаємо у двері їхніх помешкань, то більше це викликає побоювань і недовіри. Православ’я стало в Росії “сектою” інтелігенції. У церквах, на жаль, немає робітників. Є, звісно, традиційні “бабушки”, а крім них — інтелігенція, студенти.

— У чому причина такої слабкості церкви?

— У тому, що в совєтські часи ніхто не підтримував церкву в боротьбі з комунізмом.

— Яку ви програли.

— Згоден... Тепер ми відбудовуємо нашу інтеліктуальну структуру. Це дуже важко, бо все, чого за совєтських часів навчали у православних духовних семінаріях, було на рівні уроків релігії в дореволюційних початкових школах. Я не жартую...»

Наслаждением было слышать легко понятный украинцу польский язык. Легко было заметить сглаживание переводчиком Гуго-Яцековского дискурса, близкого к зоне ненормативной лексики.    

А на традиционный вопрос о загадочной русской душе польский репортер отвечает: «Похожа на морду спаниеля. Очень загадочна».

И.Бредихин, преподаватель истории КПЛ.